Варвары - Страница 75

Свита «бархатного плаща» состояла из двух категорий лиц: солидных мужчин среднего и пожилого возраста в «цивильной» одежде (хотя большинство – при оружии) и мужчин помоложе и покрепче, облаченных примерно так же, как парни Одохара. Очевидно, личная охрана толстяка.

Дружинники рикса спешились, Коршунов протиснулся вперед в тот момент, когда толстяк зычно провозгласил:

– Рад вновь видеть тебя, Одохар!

– И я рад, Стайна! – Особой радости в голосе рикса не чувствовалось.

Коршунов покосился на Агилмунда. Старший сын Фретилы, подбоченившись, надменно взирал на «охранников» Стайны. С неприкрытым вызовом. И он был не одинок. Подбородок Ахвизры был задран еще выше, чем у Агилмунда. Во взглядах «охранников» особой приязни тоже не читалось.

Тем бо€льшим было удивление Коршунова, когда широкое лицо Стайны вдруг озарилось искренней радостью. И именно в тот момент, когда маленькие, заплывшие жиром глазки остановились на Алексее.

– О! Как я рад! – воскликнул толстяк, устремляясь вперед и заключая опешившего Коршунова в могучие объятия и прижимаясь к его лицу влажной от пота щекой. Объятия разжались, толстяк слегка отстранил Алексея, оглядел его так, словно они были старыми друзьями, не видевшимися лет десять.– Какая честь! Аласейа! Герой, пришедший с неба! Как мы рады! – Он оглянулся, махнул рукой, и хор басов и баритонов «свиты» нестройно загудел: «Рады, рады…»

Цепкий взгляд зажатых между щеками и надбровными дугами глазок остановился на хронометре, в острых, как иголки, зрачках что-то блеснуло… Коршунов даже испугался, что толстяк сейчас сорвет у него с шеи игрушку и быстренько засунет в карман. Но вместо этого Стайна дружески хлопнул Алексея по плечу.

– Добро пожаловать, Аласейа! – провозгласил он, источая радость.– Будь моим гостем, небесный герой! Окажи мне великую честь!

Коршунов слегка растерялся. Имя Стайны он уже слышал раньше и знал, что тот – тоже вождь. И не меньшего уровня, чем Одохар. Но откуда Стайна знает имя Алексея и все прочее? И чему так бурно обрадовался?

– М-м-м… Я не один,– пробормотал он.

– Знаю-знаю! – воскликнул Стайна.– Герой слетел к нам и оказал всем нам великую честь, породнившись с родом моего друга Фретилы. Но должно герою жить в наилучшем доме бурга. А наилучший дом бурга принадлежит мне. Вели родичам своим везти на мой двор твои сокровища, дабы не затерялись они, а сам будь моим гостем, Аласейа! – Цепкие пальцы сжали локоть Коршунова.– В моем скромном жилище тебе будет хорошо! Раздели со мной трапезу, Аласейа! Лучшее в моем доме – твое!

Хм-м… «Скромное жилище» как-то не вязалось с понятием «лучшего дома в бурге». Но Коршунов не рискнул сказать «нет». Кто знает, может, таковы здешние обычаи?

Алексей покосился на Одохара. Лицо рикса было каменным… Зато на физиономии Рагнасвинты, слезшей с телеги и протиснувшейся в первые ряды, читалось неприкрытое удовольствие… И Коршунов принял решение.

– Благодарю тебя! – произнес он торжественно.– Я счастлив разделить с тобой трапезу, Стайна! Только позволь мне сказать слово моим родичам… – Он деликатно освободил локоть, подозвал Книву.

– Вам есть где поселиться в бурге? – спросил Коршунов вполголоса.

Сын Фретилы кивнул:

– Ты хочешь жить у Стайны?

– Пока только пообедать.

– Не вези твое добро в его двор,– совсем тихо проговорил Книва.– Стайна хитрый, а ты щедрый. Твое добро станет его добром.

– Уговорил,– так же шепотом ответил Коршунов.– Забирай Рагнасвинту (Коршунов решил не брать ее к Стайне. Интуиция?) и устраивайтесь. Справитесь?

– Если что – Агилмунд поможет. Подружись со Стайной, Аласейа. Стайна – большой человек. С ним не дружить плохо. Его голос в бурге везде слышен.

– Постараюсь. Езжайте.

Тем временем стоявшие у длинного дома смешались с дружинниками, сопровождавшими Одохара, а нагруженные фургоны тронулись, разъезжаясь в разные стороны.

Коршунов улыбнулся Рагнасвинте, кивнув на Книву. И направился к Стайне.

– Я готов следовать за тобой,– сказал он жизнерадостно.

– Это честь для меня! – расплылся в улыбке «большой человек» Стайна.– А где же твое добро?

– Что есть добро? – философски отозвался Коршунов.– Доброта людская – вот ценность!

Данная сентенция поразила Стайну. Он даже не нашелся, что ответить. Только проводил взглядом фургоны.

– Аласейа! – Коршунов обернулся.– Добра тебе, Аласейа! – Рикс Одохар кивнул ему и двинулся к большому дому. Его конь пошел за хозяином, как вышколенная собака.

В следующий миг Коршунова плотно окружила Стайнова свита. Его подхватили под руки и повлекли во двор. Совершенно незнакомые люди выражали необычайную радость от встречи с таким выдающимся человеком, как Коршунов. Любимый родич, возвратившийся после долгих лет отсутствия, не мог бы претендовать на большее. Чем-то эта ситуация была Алексею знакома…

Когда его, чуть ли не на руках, подняли на высокое крыльцо, Алексей вспомнил… Точно! Один к одному.

Дело было в ТОЙ жизни. Как-то подружка затащила Коршунова к одному гуру. А может, и не гуру, а проповеднику. Их, сектантов, столько в Питере развелось – хрен разберешься. Пришли Алексей с подругой на это самое сборище… Войти не успели, как на Коршунова целая толпа налетела. И все целуют-обнимают, радуются безмерно. Просто свадьба с цыганами: «К нам приехал, к нам приехал Лексей Викт-рыч да-раго-ой!» Под белы ручки берут, за стол сажают, кушинькать прямо в ротик кладут.

Коршунов сначала опешил, потом расслабился. Так тепло ему стало, приятно. Все тебя любят, понимаешь, и ты всех любишь тоже. Даже непонятно, как ты без них жил… Ну вроде как в хорошей компании – после второго стакана водки. Но без водки, что характерно. Короче, зацепило Коршунова. И стал он эти сборища посещать регулярно и с удовольствием. Приятно все же, когда тебя так уважают. Еще приятнее, когда полузнакомые, но симпатичные женщины мягкой грудкой к тебе прижимаются, в глаза заглядывают, слова заботливые говорят… А уж гуру этот, прочих «учеников» забросив, часами с Алексеем о жизни толковал. С большим пониманием. И книжку свою Коршунову подарил. С цветными картинками.